Феликс Бух по первому впечатлению вполне оправдывает искусствоведческий трюизм, что своим творчеством художник создает автопортрет. Живописец, график, монументалист, он работоспособен и многогранен, как человек Ренессанса. Но, как вполне современный человек, он тут же перелицовывает не только расхожее мнение о художниках вообще, но устраивает жизненный и жанровый парадокс.
Как будто вопреки себе, Феликс создает плотную, философскую живопись. Нетерпеливый и импульсивный, он многие годы занимается медленным, кропотливым, рукодельным искусством монументальной мозаики. Из маленьких кусочков цветного вещества мозаики создает большие значения и сущности, стягивая и сгущая смысловую энергию.
Мозаика — как точка отсчета в соотношении Большого и Малого с Целым — «игра в бисер», метафора умозрительного сотворения образа мира. Феликс Бух вполне осознает диалектичность мозаики и при этом сознательно ее пародирует. Монументальную технику, освоенную на стенах и сводах, он выхватывает из традиционного пространственного контекста, помещает на небольшие (около 20x30 см) дощечки и, не сморгнув, вполне станковым образом вешает в огромном выставочном зале. И цветные пятнышки «держат» пространство. Маленькие, они несут сгусток пластического напора и смыслов, и вполне откровенно обращены к Большому, чувствуют себя ветвями Мирового Древа. За редким исключением, их сюжеты сводятся к вечным архетипам: Человек, Дерево, Птица, Рыба. Или к воспоминаниям о «ближайших» предках и соседях — египетских, еврейских, африканских — о той, вечной прародине, родства с которой Феликс Бух демонстративно не скрывает.
Архетипичность выводит мозаичные миниатюры Буха в Большое пространство, где по-новому осмысляются вечное и сегодняшнее, единичное и целое, сюжет и смысл. В этой полярности, как бы вынесенной за скобки, находит разрешение взрывчатая сила его темперамента. Это, вообще, очень хорошая черта — умение найти форму разрешения противоречия, не поступаясь своеобразием.